Чернобыльская катастрофа: воспоминания ликвидатора...

26 апреля исполнилось 37 лет со дня аварии на Чернобыльской АЭС. В связи с этой печальной датой хочется вспомнить о жителях нашего города, внесших свой вклад в ликвидацию последствий катастрофы. С воспоминаниями одного из этих мужественных людей вы можете познакомиться сегодня.

Виктор Александрович Лобанов родился 12 июля 1950 года в пос. Новоасбест Пригородного района Свердловской области. В 1969 году, после окончания Нижне-Тагильского машиностроительного техникума, по распределению приехал в Рубцовск. Свою трудовую деятельность начал сменным мастером на РМЗ. После службы в армии вернулся на завод, позже работал начальником участка.

Принимал участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС в составе инженерного батальона 29 полка химической защиты войсковой части № 41173 Сибирского военного округа.

«13 мая 1986 года руководителям групп гражданской обороны РМЗ объявили, что вскоре состоятся широкомасштабные учения, поэтому я не очень удивился, получив в ночь с 13 на 14 мая повестку из военкомата с предписанием: «Прибыть срочно». В 8 часов утра офицеры собрались у военкомата, личный состав – возле ДК. Оттуда автобусами нас привезли в воинскую часть в с. Поспелиха...

По прибытии не было ни минуты свободной. Офицеры, получив форму и даже не успев пришить погоны, должны были принять личный состав и технику. (Техника была не только военная, но и из народного хозяйства. Призывались сразу шофер с автомобилем, механизатор с трактором, крановщик с автокраном). В штатном расписании была предусмотрена служба ракетно-артиллерийского вооружения, начальником которой назначили меня. Я получил на батальон 300 автоматов Калашникова, 44 пистолета Макарова, патроны с пулями ПС, Т-45, ПМ. Также в боевое обеспечение входили инженерные машины разграждения, предназначенные для разбора завалов.

16 мая 1986 года инженерный батальон двумя эшелонами отбыл от ст. Поспелиха. В ночь с 22 на 23 мая второй эшелон, на котором был я, выгрузился на ст. Вильча Белорусской ССР. К месту дислокации, расположенному вблизи села Орджоникидзе Полесского района Киевской области, прибыли на рассвете. Первые впечатления от пребывания на Украине: отсутствие какого-либо движения на шоссе и щиты-предупреждения о радиационной опасности и запрете выезда на обочину.

С 23 по 29 мая мы с прапорщиком Анатолием Волковым были заняты оборудованием склада вооружения, учетом оружия и его закреплением за личным составом, строительством полкового пункта боепитания. (Позже по приказу командования я сдал оружие и боеприпасы на базу стрелкового вооружения Киевского военного округа). 30 мая я впервые выехал на дезактивацию в г. Припять. Во время движения в населенных пунктах поразило полное отсутствие людей, в то время как по улицам бегала всякая живность: куры, утки, овцы, свиньи. (Позже я познакомился с Сергеем Ященко из с. Зональное, который в то время входил в команду по отстрелу как домашних, так и диких животных, оказавшихся внутри зоны.) Этот город энергетиков выглядел сказкой по сравнению с нашим Рубцовском, тем более жутко было видеть там брошенные детские коляски, игрушки, сохнущее на балконах белье. По всем признакам, эвакуация была внезапной. Потом мы узнали от местных старушек, самовольно вернувшихся в свои дома по деревням, что население Припяти в течение полутора суток держали в полном неведении о том, что произошло, и как себя вести. Эвакуация началась 27 апреля в полдень, и за 2 часа город был очищен от жителей. При этом члены одной семьи зачастую оказывались в разных областях Украины.

Бороться с радиационным поражением местности было невозможно, тем более, что в то время реактор еще не был заглушен. Эксперименты с дезактивацией растворами крыш и стен зданий, перекопкой газонов и парков, мойкой дорог приводили лишь к кратковременному улучшению положения. На следующий день обработанные участки не отличались по фону от окружающей среды, ведь источник постоянного выброса радиации – четвертый реактор АЭС – находился не далее 1,5-2 километров от места проведения работ.

В Припяти трудились до 4 июня. За этот период личный состав «схватил» 5,109 рентгена. Изначально всем выдали номерные накопители доз радиации – маленькие металлические жетоны квадратной формы. Набранные показатели считывались сканером один раз в месяц. Офицерам дополнительно раздали накопители малых доз (до 200 мрн) в виде карандаша, которые оказались непригодными. В личные карточки учета доз радиации записывались данные среднего показателя замера радиационного фона на всей территории работы подразделения. Считалось, что все выехавшие из лагеря в одно место получили одинаковое количество рентген.

В мае-июне за сутки пребывания только в лагере люди получали суммарную дозу 0,004 рентген. Для профилактики личному составу выдавали таблетки, содержащие йод, но они имели обратный эффект. Утром все вставали с ощущением, будто полоскали йодом рот, а после приема лекарства это чувство еще более усиливалось, появлялись тошнота и боли в желудке. Понятно, что от этого "оздоровления" потом отказались.

Жили мы в палатках, в окружении болот. Снабжение полка, в том числе и продовольствием, осуществлялось с баз Сибирского военного округа. Нормы питания были практически неограниченными, но, несмотря на все старания поваров приготовить разнообразные блюда из солянки в банках и сушеной картошки, получалось у них это плохо. Уже через месяц бойцы смотреть не могли на еду с тушенкой. 12 июля, в день моего рождения, комбат привез из Белой Церкви мешок картошки и натурального свиного мяса. Поздравляли меня с 36-летием во время ужина под рагу, в которое повара вложили все свое умение.

По мере приближения окончания сборов, а призваны мы были на 2 месяца, в войсках появились «дембельские» настроения. В соседних с нами частях активно проходила ротация личного состава, так как они работали на территории станции и быстро набирали максимальную дозу. Нас же после Припяти, учитывая отдаленность Сибирского военного округа от места событий, использовали, в основном, в зонах с низким уровнем радиации (1 зона), или вообще за пределами 30-километровой зоны (0 зона). Мы ездили по деревням, где, на мой взгляд, пользы от нас не было никакой.

Появление в полку краевого военного комиссара, нашего рубцовского военкома полковника Карбаня Л. и других вызвало бурю эмоций. На построении генерал объявил, что приказом министра обороны сборы нам продлены до 6 месяцев. Но если раньше никто не интересовался семейным положением военнообязанных, то теперь поняли, что мужиков репродуктивного возраста брать нельзя. Поэтому было принято решение, что ранее 6 месяцев домой поедут педагоги, механизаторы, больные и бойцы, набравшие максимальную дозу облучения. Понимая, что служить придется долго, я обратился к генералу с просьбой о выдаче жене моей заработной платы (она осталась с двумя детьми, которых нужно собирать в школу, сама сломала ногу, на костылях). На следующий день пришла телеграмма, что деньги супруга получила.

Место дислокации полка было выбрано не совсем удачно: на границе 30-километровой зоны отчуждения, между с. Орджоникидзе и д. Черемошня. Из деревни жителей эвакуировали, а село осталось нетронутым. Для того, чтобы попасть на работу, нам приходилось проезжать заселенный участок пути. С каждым днем увеличивалось заражение транспорта, и приближался момент, когда наши машины не смогли бы пройти дозиметрический контроль на пунктах специальной обработки. Там при выезде из зоны автомобили мыли специальным раствором, но постепенно это переставало помогать, так как радиоактивным со временем становилось всё. Техника, не прошедшая контроль, изымалась из эксплуатации и направлялась в отстойники. Это было обыкновенное поле, даже не отгороженное, где рядами стояли машины: от бронетранспортеров до «Чайки» секретаря ЦК КПСС Украины Щербицкого, приезжавшего посмотреть на развалины 4 реактора.

Для исключения проезда зараженной техники через чистую зону было решено передислоцировать полк в д. Черемошня и там начать обустройство зимних квартир, а для прямого сообщения с зоной отселения проложить дорогу «Черемошня-Невецкое». Таким образом, часть личного состава была занята строительством дороги, часть – заготовкой стройматериалов, остальные работали, как прежде, по дезактивации деревень.

Настроение резко пошло на убыль, когда домой улетел первый борт с людьми. Когда командир батальона предложил мне сменить на станции прапорщика Волкова, я без колебаний согласился. Он был направлен на АЭС сразу после сдачи оружия и прекращения существования склада. Набрав дозу более допустимой, он должен был срочно выехать из зоны, но без кадровой замены разрешения на это не давали.

По прибытии на станцию я был назначен командиром сводной группы автокрановщиков. 58 человек были собраны со всех частей страны вместе с техникой для обеспечения работ на АЭС. Основной нашей задачей являлся прием и складирование строительных плит перекрытия, которыми выкладывалась вся территория станции, стыки заливались бетоном. Функции стропальщиков выполняли бойцы 25 бригады химической защиты. Днем территория напоминала муравейник. Все старались как можно меньше находиться на открытой площадке, и поэтому команды выполнялись молча, но бегом.

Недели через полторы случайно увидел там автомобиль родного полка и узнал, что наши уже третий день работают на крыше 3 энергоблока. Вместо специально закупленного японского робота, который сломался от воздействия высокого уровня радиации, ребята вручную собирали разлетевшиеся во все стороны графитные стержни 4 реактора.

Моя команда дислоцировалась в бомбоубежище административно-бытового корпуса №1, совместно с комендантским взводом. После окончания трудового дня все ехали «домой», в свои части, а мы оставались на станции. Быт был налажен, питание курортное 3 раза в день, взаимопонимание с личным составом нашел быстро. Так как у меня не было там заместителей, то все вопросы приходилось решать самому. В связи с частыми поломками машин и при полном отсутствии ремонтной базы нужно было организовывать техобслуживание и ремонт кранов, собирать из нескольких сломанных один годный.

Очень сильно раздражало появление «туристов» из Москвы. Я в 36 лет носил погоны старшего лейтенанта, гости же в этом возрасте и моложе были полковниками. Приезжая на 3-4 дня, они надоедали всем своими расспросами, и в конце концов попадали ко мне с записками от инженера или начальника штаба, чтобы я им всё объяснил и показал. Мало того, что подобные «экскурсии» отнимали время, так еще приходилось писать всевозможные справки о том, что приезжающие чины «внесли свой вклад» в ликвидацию последствий аварии и получили при этом дозу радиации.

Совсем другую категорию людей представляли крановщики. Большинство из них находилось на АЭС с мая 1986 года, и суммарную дозу облучения им никто никогда не подсчитывал. Отсутствие каких бы то ни было воинских обязанностей и отличное питание делало их командировку на станцию похожей на курорт. Недооценивая последствия радиационного поражения, никто из них не согласился вернуться в свои части и потом на гражданку, несмотря на то, что каждому была гарантирована справка о максимальной дозе облучения.

Прежде чем отправить утром человека на объект, я, согласно карте доз станции, по точкам делал расчеты времени, за которое он получит максимальные суточные 1,5 рентгена. После прохождения этого срока работник должен был вернуться на базу для передачи техники другому.

После того, как суммарная доза радиации у меня приблизилась к максимальной, я позвонил в полк, и за мной прислали машину. В третьей зоне опасности я пробыл 17 дней и получил 24,875 рентген. По прибытии в часть неделю дожидался замены. Конечно, я не лежал в палатке без дела, так как получил от командира батальона задание: помочь в поиске запасных частей к поливально-моечным машинам, которые с утра до вечера увлажняли дороги. Делалось это для того, чтобы при движении автотранспорта не поднималась радиоактивная пыль. К августу установленные на такую технику водяные помпы уже не подлежали ремонту из-за износа. Поэтому в поисках запчастей мы с зампотехом капитаном Гайдой А.П. дважды побывали в Киеве.

11 августа 1986 года колонна грузовиков с людьми, среди которых был и я, выехала из части на аэродром, и уже утром 13 августа я был дома...»

После возвращения в Рубцовск Виктор Александрович продолжил работу на РМЗ. Трудился на разных должностях до выхода на пенсию. Получил инвалидность 2 группы с формулировкой «увечье», 50% утраты трудоспособности.

В.А. Лобанов был награжден орденом Трудовой Славы III степени (1981), орденом Мужества, медалями: «25 лет аварии на ЧАЭС», «За заслуги» 2 степени (общероссийской организации инвалидов «Союз Чернобыль» России), нагрудными знаками ликвидаторов.